«Балалаечников легко принять на работу и сложно выгнать. Нас мало, поэтому мы на вес золота».
«На начальном этапе учиться играть на балалайке легко. Что там – три струны, две из них одинаковые! А дальше сложности начинаются. Потому что из этой простоты двух-трехструнной нужно умудриться подняться до высот скрипки. Для этого нужны способности».
«Главный вопрос: не что играть, а как? Можно сыграть «Чижик-Пыжик», и все удивятся. А можно сыграть симфонию, но ничего не произойдет».
Так говорит балалайка прима Русского оркестра Тольяттинской филармонии, кандидат искусствоведения, учившийся у мэтров игры на струнных народных инструментах, практически единственный педагог-балалаечник, обучающий игре на балалайке в Тольятти Михаил Паршин.
Накануне 50-летия мы расспросили Михаила Викторовича, когда он узнал балалайку, как она его кормит и какие перспективы у инструмента, считающегося традиционно русским.
1. Как вы узнали балалайку?
– Уже переростком по сегодняшним меркам. Мне было 9 лет, когда к нам в школу пришли молодые педагоги набирать детей, чтобы пройти свою практику. Я жил в Магнитогорске, который в советское время называли «город стали и музыки». В Магнитогорске было два или три дома музыки, при которых действовали духовые оркестры, а молодые педагоги проходили практику. Вот они и пришли к нам в школу пригласить детей на занятия музыкой. Я пошел записываться в класс домры. Но мне сказали: «Давай-ка ты иди на балалайку». На домрах обычно девочки обучались, мальчики – на балалайках.
Через год мне предложили поступить в школу при музыкальном училище. Поскольку балалаечники – редкие музыканты, меня взяли в школу без конкурса. Я попал к лучшему педагогу, но по классу домры – Галине Константиновне Чудиновой. Она посмотрела: пальцы балалаечника, и взяли меня.
— Какие пальцы у балалаечника?
— Ну, видимо, крепкие, сильные. Балалайка – не скрипка. Это у скрипачей: здесь не так, постановка руки не такая… На балалайке играть можно многих научить. Это мелодический инструмент, три струны, две – одинаковые. На начальном этапе обучения результаты быстро приходят – прямо прелесть! А дальше сложности начинаются. Потому что из этой простоты двух-трехструнной нужно умудриться подняться до высот скрипки. Для этого нужны способности.
Но из балалаечников, которых учила Галина Константиновна, трое пошли в профессию. Я заканчивал музыкальную школу с сольным афишным концертом.
Концерт в музыкальной школе
– Родители как отнеслись к тому, что вы увлеклись музыкой?
– Они – сталевары, поэтому отнеслись хорошо. В школе мы ходили на экскурсию на металлургический комбинат, и там я увидел, насколько телевизионная картинка отличается от реальности. Тогда-то я и понял, что пойду в музыку.
2. С балалайкой далеко пойдешь?
– Я дошел до ученой степени кандидата искусствоведения. Я окончил музыкальное училище с тройкой по сольфеджио. Поступил в вуз тоже с большим авансом из-за сольфеджио. Но мой инструмент, в отличие от баяна или фортепиано, например, видимо, менее требователен к наличию тонкого музыкального слуха. Под чутким руководством своего преподавателя Петра Александровича Цокало (позже работавшего в Магнитогорской консерватории и получившего звания профессора и залуженного артиста РФ) к окончанию музыкального училища я стал лауреатом всероссийского и республиканского конкурсов молодых исполнителей на народных инструментах. В общем, в Уфимский институт искусства меня приняли, несмотря слабые результаты по сольфеджио. Потому что мало нас, балалаечников.
Жить и учиться в Уфе было очень хорошо: у меня была хорошая стипендия и работа. Но мне захотелось чего-то большего. И через год я перевелся в Уральскую консерваторию в Екатеринбурге и не к кому-нибудь, а к самому Евгению Григорьевичу Блинову! Он – первый балалаечник, который стал лауреатом международного конкурса, основатель кафедры народных инструментов Уральской консерватории, профессор, народный артист РСФСР, организатор профессионального оркестра народных инструментов на Урале. Евгений Григорьевич – ученик Марка Моисеевича Гелиса – пианиста и теоретика, который в 1938 году основал и почти сорок лет заведовал первой в СССР кафедрой народных инструментов в Киевской консерватории.
В класс к Евгению Григорьевичу я перевелся в 1991 году. Мне повезло: на тот момент у него был много учеников, но меня взяли. У него я и закончил консерваторию с пятеркой.
Встал вопрос об аспирантуре. Поскольку в Уральской консерватории количество мест было ограничено, в классе у Евгения Григорьевича обучалось человек 12 – конкуренция высокая, я вернулся в Магнитогорск. Там уже открылась консерватория, и я надеялся, что в аспирантуре Магнитогорской консерватории Евгений Григорьевич будет приглашенным профессором, у которого я буду учиться. Но так не получилось. В Магнитогорской консерватории работал народный артист России, профессор Шаукат Сабирович Амиров – тоже выдающийся балалаечник и педагог, на тот момент – проректор Казанской консерватории. Общение с ним очень многое дало мне для моей дальнейшей творческой работы. В то же время я параллельно работал в музыкальной школе-десятилетке.
Фото на афишу выпускного концерта в музыкальной школе.
3. Балалайка кормит?
– Работая после окончания аспирантуры в музыкальной школе на полторы ставки, я получал 700 рублей. Моя жена – 300. Это был 1999 год. Поэтому, когда мой коллега и профессор Магнитогорской консерватории «сосватал» меня в Тольятти в Институт искусств, мы переехали в Тольятти. Тут тогда педагог на одну ставку получал 800 рублей.
Тогда Институт искусств представлял из себя комплекс: школа, колледж искусств и институт искусств, который потом перерос в консерваторию. Работая в консерватории, в 2013 году я защитил кандидатскую диссертацию.
Когда встал вопрос о существовании консерватории, я решил подстраховаться и пошел в Русский оркестр: тут была необходима балалайка секунда. А через некоторое время стал работать по основной специальности – перешел на позицию балалайки примы.
Сегодня я остался практически единственным специалистом-балалаечником, который преподает игру на балалайке в городе. У меня почему учеников много? Потому что ушел на пенсию преподаватель, меня попросили взять остатки класса. Уехал мой выпускник, у него остался класс, пришлось и их подобрать. Если еще лет 10-15 назад балалайка не была престижным инструментом, который стоило освоить, чтобы были перспективы в жизни, то сейчас это отношение меняется, балалайку воспринимают положительно. С этим нет проблем. Проблема с размером оплаты. Чтобы зарплата была больше, надо работать в нескольких местах. Отсюда вопрос: а ты можешь столько работать? Повторю: это только кажется, что балалаечников много. На самом деле специалистов, которые хотят работать в профессии, мало. И именно поэтому специальность востребованная.
4. Что может балалайка?
– У каждого по-разному. Когда я заканчивал аспирантуру, у меня было четыре отделения музыки, два концерта. Половина программы – классическая музыка. В 90-е годы произошла революция в технологии исполнительства. Сейчас дети играют так, как раньше играли выпускники училищ и консерваторий. Уровень чрезвычайно возрос. И если в Советском Союзе в балалаечники набирали с 9 лет, то сейчас надо бы уже в 6 идти, как на скрипку. Балалайка во многом повторяет путь скрипки.
Фольклорная балалайка звучала, конечно, простенько. Академическая – иначе. Соответственно, и пренебрежительное отношение к ней в академической среде исчезает. Сейчас дети исполняют и музыку, написанную для народных инструментов, и джаз, и классику. Этот вопрос не к инструменту, а к исполнителю. Можно сыграть «Чижик-Пыжик», и все удивятся, а можно исполнить симфонию, но ничего не произойдет.
5. Какие перспективы у балалайки?
– Насколько исполнитель сам потянет, такие и перспективы. Повторю: это вопрос не к инструменту, а к исполнителю. Успех человека помимо везения зависит от усилий его самого.
6. Что дала вам балалайка?
– Это моя жизнь. С 9 лет.
7. Любимое сочинение для балалайки/про балалайку
– Это любители любят слушать музыку, а профессионалы музыку воспринимают немножко с другой стороны: как это сделано, почему, для чего. Эстетическое наслаждение получаешь, только когда сделано идеально. Высший класс – когда исполнение заставляет профессионала пережить катарсис. К сожалению, сейчас такое редко бывает. Потому что мы постоянно в короткие сроки готовим большое количество программ.
Но одна из причин, почему я не уехал из Тольятти, в том, что при всех сложностях, когда слушаешь исполнение программы, подготовленной с Василием Александровичем Кормишиным, обнаруживаешь, что оно интересное.
